приехали в холл Бельвью и увидели, как Крамера везут на каталке. Было видно, как кость его ноги пробивается сквозь кожу, а нижние зубы проступают сквозь верхнюю губу. Забавно, как работает твое сознание в двадцать пять лет: Вы видите, как Крамера везут на каталке, похожего на какое-то кровавое лягушачье чудовище, и не думаете: "Это ужасно". Вы смотрите на это и думаете: "Ух ты, как необычно".

 

-

Через несколько дней мы снова пришли к нему. Джеймс пришел с камерой Super 8, а мы с Эриком были одеты как астронавты в комбинезонах. Крамер пытался вытащить капельницы из своей руки, а Патти снова кричала. Патти очень любила его, а Крамер был невозможен.

По дороге Джеймс сидел лицом назад в тележке для покупок, которую мы привезли, чтобы использовать в качестве тележки. Рик Моррисон тащил его так быстро, как только мог, а Джеймс снимал, как мы с Эриком неслись, несокрушимые, по длинному больничному коридору. Мы благородно выпячивали грудь и махали медсестрам и обслуживающему персоналу, когда те кричали нам, чтобы мы убирались. Это была вступительная сцена фильма "Люди на орбите".

В тот вечер мы немного поснимали на моей кухне для управления полетами. На следующий день мне нужно было собрать костюмы, купить ЛСД, одолжить два мотоциклетных шлема и закончить декорации, чтобы мы могли снимать фильм этой ночью.

Я носился как сумасшедший. Джеффри Кантор одолжил мне свои очень дорогие мотоциклетные шлемы. Я купил два майларовых костюма за 9 долларов каждый в магазине на Бауэри. Потом я принял немного ЛСД.

Все были там, в моей квартире: Майкл Макклард, голос диспетчера, Бекки Джонстон и Джеймс, который стоял над нами и крутил камеру, пока мы откидывались назад в серебристом кресле автомобиля.

Из-за всей этой суеты и ЛСД я чувствовал себя немного странно. Мы сняли один трехминутный ролик, но Эрик слишком много дурачился. Из сломанного бумбокса за его головой постоянно звучала музыка в стиле диско.

Это не то, о чем я думала, но я не могу его контролировать. Я хочу что-то сказать Эрику, чтобы попытаться вернуть все на круги своя, но чувствую, как слова застревают у меня в горле, словно звук не может проникнуть в комнату.

Я чувствую себя очень странно. Я слишком высоко.

Я встаю и выхожу из капсулы. Я пытаюсь завязать шнурки, но не могу понять, как это сделать. Бекки должна прийти и сделать это за меня. Я в кататонии, а Эрик хохочет во все горло и врубает музыку.

Я не могу говорить. Эрик начинает злиться, потому что мы проделали всю эту работу, это важный вечер, а я - овощ под ЛСД. Он вскакивает с капсулы и пробивает сапогом дыру в стене моей квартиры.

"Я очень зла на тебя! Я очень зол на тебя!"

Я снова встаю и смотрю на лица всех присутствующих. Этот фильм, что он из себя представляет? Полезен ли он для мира? Может быть, это зло, и кто эти люди в моей квартире? Могу ли я им доверять?

Но я все время задаю себе вопрос: полезен ли этот фильм для мира?

Каким-то образом я оказываюсь на крыше здания в своем скафандре. Не знаю, сколько времени прошло, пока из темноты не появился Майкл Макклард в белом лабораторном халате. Он дает мне горсть валиума, и я мгновенно готов к работе.

Мы с Эриком возвращаемся в капсулу. Я спрашиваю его, есть ли у него фонарь.

"Нет, с тех пор как погиб Джон Гленн".

Мы находим это забавным. Огромный скачок от: "У тебя есть спички?" "Нет, с тех пор как умер Супермен". Но шутка нам очень понравилась.

Майкл решил, что нам будет удобнее, если он установит микшерный пульт в капсуле и даст нам два комплекта наушников. Так мы сможем сами слышать и контролировать звук. Обратная связь была повсюду. Если бы они отдали микшерный пульт обезьянам, звук был бы примерно таким же.

В качестве диспетчера Майкл рассказал нам о путешествии.

"Итак, джентльмены, вы на орбите. Почему бы вам не расслабиться и не насладиться полетом?"

Мы откинулись в своих креслах примерно на две секунды, а затем одновременно поняли, что фильм о двух расслабляющихся астронавтах не слишком интересен, и начали смеяться.

С раннего вечера к стене капсулы была приклеена куча гамбургеров из "Макдоналдса" и сэндвичей с рыбой "Филе-о-Фиш".

Майкл сказал: "Возможно, вам стоит поесть". Мы начали хихикать: сама идея еды была нелепой. Мысль о том, что кто-то вообще ел, была нелепой.

Эрик пошарил у себя за головой и снял со стены гамбургер.

"Управление полетами, управление полетами, еда, которую вы приготовили для нас, кажется, вышла из контейнера холодной".

Смех Эрика превратился в громкое бульканье, похожее на то, что он тонет.

"Они очень, очень вкусные, управление полетами. У Боба филе-о-фиш, а у меня гамбургер. Они очень, очень вкусные".

Диспетчер отвечает: "Они выглядят очень хорошо, и мы думаем, что сами отправим их за кучей".

Я не мог съесть свое филе-о-фиш. Оно просто лежало у меня во рту, и я не знал, как его проглотить. Эрик говорил в упаковку от кетчупа, думая, что это микрофон. Мы не могли перестать смеяться. Любое наше слово, даже одно слово из фразы, встречалось смехом другого. Затем все это усиливалось в десять раз и искажалось через микшерный пульт, которым управляли обезьяны.

Мы позвонили Эвану, который тоже жил на Третьей улице. Было уже поздно, и он спал, но я попросил его прийти прямо сейчас. Я попросил его встать возле капсулы и поиграть на губной гармошке, что он с удовольствием и сделал.

Электрический шум от света, оборудования и сломанных стереосистем, которые были частью капсулы, был настолько сильным, что когда мы наконец остановились, чтобы сделать перерыв и выключить все, из окна вылетело большое облако, которое можно было увидеть, как оно разлетается по ночному Ист-Виллиджу.

 

-

Мы прекратили съемку, когда у нас закончилась пленка. Светало, и мы пошли завтракать.

Мы все сидели в "Веселке" на Второй авеню. Мы с Эриком все еще спотыкались и смеялись. Джеймс начал плакать. Я не знал, почему, но в этом был какой-то смысл.

Я подошла и обняла его.

После этого мы отправились на прогулку в Вест-Сайд. Там цвела вишня. Я люблю вторую половину путешествия, когда хруст уходит и ты начинаешь видеть вещи, о которых забыл, а тут еще и цветение вишни.

Мы были настолько уверены в себе, что